Глава VII. Недовошедшее в Книгу Букв

Непокорный главою
Непокорный главою
2005
Дерево, гарт
44,6 × 17,8 × 5

Непокорный главою

Какой только дребедени
не прошло у него через руки за долгую службу:
некрологи, трактирные рекламы,
речи, бракоразводные тяжбы,
обнаружен утопленник.
Джеймс Джойс. «Улисс»

АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ, утомившись семейственными заботами, пиитическими склоками, а более того финансовыми неурядицами, решил-таки, как умные люди загодя советовали, посвятить себя издательскому делу – и бизнес, и от словесности всё же не совсем решительное удаление.

Да и рана старая к непогоде ныла. Завёл типографию на Сретенке,1...на Сретенке... – император Александр I в самом начале своего правления отменил указы императора Павла I о закрытии вольных типографий и о запрете на ввоз из-за границы книг и нот. К концу 1820-х гг. началось изготовление своих скоропечатных машин на Императорской Александровской мануфактуре. Русские люди распробовали радость чтения книг. Сам Пушкин писал по этому поводу: «Какова Русь, да она в самом деле в Европе – а я думал, что это ошибка географии». Росли тиражи: роман Фаддея Булгарина «Иван Выжигин» – 7 тысяч экземпляров, роман Загоскина «Рославлев» – 4800 экземпляров первым изданием, а потом ещё три. А там и Александр Филиппович Смирдин затеял «Полное собрание сочинений русских авторов». Пошли дела, вроде бы пошли. Хоть и недолго, к сожалению. подумывал открыть и словолитню, но по изучении словолитного дела под руководством знаменитого в своё время в Санкт-Петербурге знатока типографского искусства К. К. Края,2...К. К. Края... – именно Край был учителем Осипа Ивановича Лемана, основателя словолитного заведения в Петербурге. В Книге Букв – три десятка литер с клеймом его словолитни в разных работах. отложил таковое предприятие на будущее, на то время, когда книжная торговля в России станет приносить прибыль, хотя бы вполовину сопоставимую с прибылью торговли пушным зверем.

Печатала его типография календари, сонники, путевые заметки русских путешественников, как раз тогда начавших совершать вояжи в Париж и Вену и ещё не надоевших читателю своими описаниями древних городов, поздних обедов и знакомств с европейскими знаменитостями.

Так никуда и не съездивший, он почитывал их поначалу с досадой, и даже печатать соглашался не вдруг, но потом прислушался к Вяземскому и смирился. Уходя вечером из типографии, куда постепенно перенёс свой кабинет и где не только кофий пил, но нередко и обедал, заглядывал в печатный цех, брал из набора, разбираемого в конце смены печатниками, горсть литер и, задумавшись, вылавливал из неё литеры «Я», строчные и прописные, курсивы и капители,

и складывал на лист бумаги отдельно –

Аз яяя яя яя яяяяя,
я яя я яяя яяяя яя,
яяя яя я яяя яяяя
Яяяяяя яя,

поскольку стихов-то теперь писал не столько, как прежде, в Лицее, перейдя с возрастом на прозу, а привычка рисовать на полях автопортреты – привычка осталась.