De grands bataillons sont toujours raisons

Пальма облизала как следует Наполеона и решила,
что запах стал поприличнее.
Юрий Коваль. «Недопёсок Наполеон III»

СУДАРЬ, помилуйте, что такое Вы говорите? Он любил Францию? Вздоры! Она просто была ему нужна для своих целей. Все эти выспренности: Отечество, Свобода, Равенство и протчее – он просто пользовался этими фанфарами по мере необходимости и выбрасывал их после использования.

Женщины? Нет, он не любил их. Влюблялся, конечно, это случалось с ним. И не раз. И каждый раз совершенно искренне. Но эти игрушки наскучивали быстро. Слава богу, предлог для прощания всегда под рукой, ничего не нужно было выдумывать: барабаны били «В поход!» каждое утро.

Друзья? Только после смерти кого-либо этот кто-либо становился его другом. Среди живых у него не бывало друзей. Никогда не были его друзьями ни Мишель Ней,^{1...Ней... – Мишель Ней (фр. Michel Ney; 1769 – 1815) – один из наиболее известных маршалов времён Первой империи, герцог Эльхинген (фр. duc d’Elchingen) и князь Москворецкий (фр. prince de la Moskowa). Один из множества примеров того печального обстоятельства, что русские титулы, выданные иноземными правителями, всегда оборачиваются для носителей титула неприятностями. Например, маршал Ней князь Москворецкий был после получения титула расстрелян.} «храбрейший из храбрых», ни Луи Александр Бертье,^{2...Бертье... – Луи Александр Бертье (фр. Louis Alexandre Berthier, 1753 – 1815) – маршал Империи. По мнению многих историков, – лучший начальник штаба в европейской военной истории. Прозвище – «жена императора».} «умнейший из умных», ни Жан Ланн,^{3...Ланн... – Жан Ланн (фр. Jean Lannes; 1769 – 1809) – маршал Империи. Автор смешной сентенции: «если гусар дожил до тридцати лет, то он не гусар, а дерьмо!» Тем не менее фразу свою на десять лет пережил. Громкие фразы французов стоят не очень дорого.} над телом которого он плакал, ни хитрец Бертран Коленкур,^{4...Коленкур... – маркиз Арман Огюстен Луи де Коленкур (фр. Armand Augustin Louis marquis de Caulaincourt; 1773 – 1827) – французский дипломат, оставивший мемуары о службе Наполеону и, в частности, о походе на Россию. Один из многих безуспешно пытавшихся объегорить князя и фельдмаршала Михаила Илларионовича Голенищева-Кутузова, ага.} ни умница Луи Николя Даву.^{5...Даву... – Луи-Николя Даву (фр. Louis Nicolas Davout; 1770 – 1823) – маршал Империи. Единственный маршал Франции, не проигравший ни одного сражения, что было предметом лютой ревности его шефа.} Нет, сударь. Нет!

Вот его как раз любили. Его обожали! Ему верили. Его боготворили. Но ведь и было за что! Он был щедр, он был внимателен, он был приветлив, особенно к своим самым любимым игрушкам. Даже, следует сказать, единственно любимым игрушкам. Он понимал, как с ними обращаться. Он мог часами стоять рядом с ними под огнём. Он мог идти пешком на марше в строю самого невидного линейного пехотного полка. Мог послать эскадрон улан на батареи, стоящие одна над другой на узкой горной дороге, и после, как они говорили, «дела», снять шляпу перед весьма-весьма немногими уцелевшими и крикнуть так, чтобы вся армия услышала: «Вы – самые храбрые!»

И это была не поза, хотя он мог считать себя недурным артистом. Любил ли он их? Да, это вопрос. И нет, и да. Он не любил их как личностей, как персон. Никого, сударь. Ни-ко-го.

Но он любил их en masse. Он любил их, когда они шли батальонными колоннами мимо его командного пункта на высоты Працена,^{6...на высоты Працена... – Праценские высоты – холмы у деревни Працен в Чехии, созданы Господом нашим для любования небом героями великой русской литературы.} когда шли развёрнутыми шеренгами на Большой Редут при Москве-реке,^{7...на Большой Редут при Москве-реке... – Большой редут в русской историографии и литературе известен под именем Батарея Раевского, как и должно быть.} когда волокли на себе пушки по хлипкому мосту острова Лобау.^{8...на хлипкий мост острова Лобау... – Мост острова Лобау – вполне себе героическая страница в истории пионеров Великой Армии.} Потому что в эти минуты они шли за победой, его Победой.

А доводилось ли видеть Вам поле победы, сударь? Поле победы – поле, полное стона, полное боли, полное искалеченных тел тех сломавшихся игрушек, помочь которым уже не мог никто. Уцелевшие уходили, оставляя в тылу похоронные команды и наспех приготовленные госпитали, уходили маршевым шагом, дальше, к будущему полю победы, которое пока ещё было просто полем и ни о чём не догадывалось.

И вот за то, что кроме них никто не мог принести ему победу – его Победу, не их – он и любил свои игрушки. Но это, друг мой, была любовь крестьянина к корове, которую он кормит и холит, но доит каждый день и, когда придёт время, забьёт твёрдой и уверенной рукой.

Такова была их судьба.

Судьба больших батальонов.

Которые всегда правы.