Сокращённые штаты

Замечу в скобках,
что цифры эти я беру совершенно произвольно,
во-первых, потому, что я не знаю точных цифр,
а во-вторых, потому, что, если бы я их знал,
я бы их сейчас не публиковал.
Владимир Ленин. «О значении золота»

ПЯТЬ веков они трудились без передышки: что ни день, типографии выпускали печатные тексты, и цифрам хватало работы.

У каждой из десяти цифр свой характер, и женственную восьмёрку не спутать с элегантной, как капелла Роншан,^{1...как капелла Роншан... – капелла Роншан, или «Дева Мария на высотах» – церковь построенная архитектором Ле Корбюзье. Образец лаконичной элегантности} четвёркой. Вот единица с военной выправкой. Вот сдобная цифра 6 и её антиподная пара – 9. Самая индийская из всех индийских цифр – это ноль. Двойка похожа на кобру с фараоновой короны.

Рядом – в обе стороны закрученная 5 и подражающая букве З тройка. И конечно, 7 – самая простая и самая волшебная.^{2...самая простая и самая волшебная... – и далее. Литера-оборотень «О» может оказаться и цифрой, и буквой. Единица – индивидуалистка; она узкая и тем сбивает ритм ряда литер. Двойка в литерно-зеркальном виде неловкая, как подросток. Три – цифра священная и совершенная: прошлое, настоящее, будущее; начало, кульминация, финал. Четыре – число сторон света; всегда четырёхугольна литерная площадка. Пять – число, связанное с земной, человеческой жизнью, которая проистекает всё же отнюдь не в раю и не по райским правилам, даже если судьба подгадала жить в Будапеште. Шесть – число граней литеры. Про волшебство цифры семь вы и сами всё знаете, мы уверены. Как предмет каждая литера – представляет собой объёмное тело с восемью вершинами. А букв в названии арт-проекта «Книга Букв» – девять.}

Полтысячелетия всем и везде нужны были эти цифры, добросовестные, как старые счетоводы, и нелюдимые, как гениальные математики.

Всё кончилось внезапно. Литеры-цифры попали под сокращение. Их уволили. Отправили в отставку, на пенсию, за штат.

Началось время совсем других героев – бестелесных вольных детей эфира. Невидимые, они толкутся возле компьютеров, как комары; кружатся вокруг мобильников, как пчёлы на пасеке. Повсеместны и бесплотны. И весь этот прекрасный новый мир – их мир – стал тоже назваться цифровым. Так новый король, прежде чем сменить политический курс и декор тронного зала, принимает имя предыдущего: «digit» – та же «цифра». Без них теперь не обойтись: фотография – цифровая, печать – цифровая, холодильник – и тот цифровой, и только утюг пока держит оборону, да и то поговаривают, что уже и утюг сдался.

Цифры-литеры ушли молча, не протестуя, не стуча касками по мостовой. Никто не слышал от них ни жалоб, ни петиций. Теперь они заметны не больше, чем высохшие шкурки гусениц, покинутых бабочками. Бабочки digital-мира юны, милы и полны надежд и не помнят того, что было прежде. И уж точно не помнят деревянных литер – те уже четверть века как покинули типографии, а память у дигитальных бабочек короткая.

Литеры-цифры всеми забыты, как Тутанхамон в гробнице. И никто не знает, что там, в темноте и забвении, прячется ушедшая из нового мира красота мира прежнего. Там бирюза и лазурит. Там густым тяжёлым блеском отсвечивает бронза и нежно сияет перламутр.

Никто бы не вспомнил Тутанхамона, никто бы не узнал, что он жил на свете когда-то, если б однажды не был найден упрямым археологом и любознательным лордом. Дверь поддаётся с трудом, петли скрипят, луч лампы выхватывает из темноты саркофаги цифр, покрытые золотом и медью. Блики вспыхивают на боках пятёрок, нули щурятся от яркого света.

Вот они: от строгой изумрудной единицы до мерцающей золотым блеском девятки. Все на месте, все тут – такие же мудрые, как при Гутенберге, и такие же прекрасные.